Настасья Пилецкая: Фотографам надо заниматься собственным пиаром!

На вопросы ответила Настасья Пилецкая, куратор.

Настасья Пилецкая

— Почему проходит так мало выставок екатеринбургских фотографов?

— Легко отвечу. Как сотрудник «Метенкова», я вижу изнутри, — действительно, очень грустно. Хороших авторов нет. Вернее, они есть, но их единицы, показывать их постоянно невозможно.

Почему не показываются екатеринбургские? Показываются! Я полгода здесь: октябрь — Уральская биеннале, проект «Индустриальные мечты», целиком весь музей был отдан под уральских авторов. Антропологическая выставка «Homo ludens / Человек играющий» весной — две площадки были посвящены уральским авторам.

Екатеринбургских авторов показывают, но на уровне… Вот взять того же Никиту Полосова, который сейчас в «Кофе Хаузе» висит, это плохо. Можете так и писать. Я говорю это за себя, я уже об этом писала, я ему в лицо это скажу.

Хорошего уровня мало. Музей не будет показывать работы недостаточного уровня, у нас есть назидательная роль, мы воспитываем зрителя.

— А вне дома-музея?

— Могу рассказать о такой ситуации: вот у меня сейчас появилась площадка — работать да выставляться. Первое, что я делаю, — открываю свой контакт-лист. И понимаю, что «фотографов» вокруг меня просто тысячи. А людей, которые готовы работать, единицы.

— Что значит «работать» для фотографа?

— Допустим, я планирую сделать выставку. Допустим, с определенным автором. Я звоню ему и говорю: «Давай сделаем выставку?». В 99% случаев я получаю ответ: «Ну, ты посмотри там у меня «Вконтакте» 359 альбомов, выбери, что тебе надо».

Спасибо, не надо. Если работать — то вместе. Ты же не звезда уровня Терри Ричардсон, — тут далеко ходить не надо: открываешь его блог и кликаешь по каждой второй фотографии. Ты ее мечтаешь купить и выставить. Но пока ты просто автор в Екатеринбурге, ты должен уважать куратора и его работу. Но ничего такого не происходит. Плюс задержки по срокам, какие-то адские амбиции.

Общалась тут с молодым, перспективным фотографом на прошлых выходных. Он: «Мне нужно выставиться». ОК, задаю ему вопрос: «Зачем?» И понимаю, что у него в голове ничего нет. Там тишина. Там нет ответов на вопросы: зачем ему это надо, для кого он хочет выставиться. Более простой вопрос: «Зачем ты это делаешь, для кого фотографируешь? Для блога, для журнала, для выставки?»

— Зачем тогда фотографу вообще выставляться? На Западе — чтобы потом продаваться. У нас — зачем?

— Цели разные. Вот когда мы делали выставку в Париже, я искала фотографов под проект, просто как определенный вид искусства. Есть тряпочка, есть звук, а есть вот просто картинка, напечатанная на фотобумаге, и называется «фотография». Для нашей темы, для кураторской задумки нам нужно было это подключить. Там не было идеи продажи. Продажи потом пошли сами по себе.

В Европе продажи — обычное дело, это просто как само собой разумеющееся.

— У нас нет продаж.

— У нас нет такой культуры, так же, как у нас нет чего-то другого важного. Например, в каждом европейском музее есть Wi-Fi. А также специальные автоматические программы для айфонов, айпадов, которые срабатывают при вхоже в музей. Каждый посетитель может совершить экскурсию без чьей-либо помощи.

Или то, на чем выезжает любой творческий кластер в Европе, — «едальни». У нас они не работают, как показал опыт. Кафе при музеях не влияют на посещаемость и окупаемость.

Но я вижу свет в конце туннеля, а значит, мы двигаемся в правильном направлении.

Наш аукцион в рамках проекта Red for Sale, который мы попробуем сделать в сентябре, — попытка привнести в культурный мир Екатеринбурга что-то новое. Посмотрим, какая будет реакция.

— Скажем так: себестоимость одной хорошо отпечатанной фотографии в районе 5 тысяч рублей.

— Нет, меньше.

— Нормальное качество, нормальная рамка, чтобы было можно повесить, от 3 до 5 тысяч рублей. На какую цену продажи рассчитываете?

— Мы еще даже не решили, как будем печатать. Будем ли мы печатать, как Никита на пенокартоне, либо… Честно говоря, меня в последнюю очередь волнует материал.

— Человек должен получить продукт, повесить на стену. Если какая-то дешевая струйная печать, вода попала — и всё.

— Не на струйнике. Но и без рамочек. Мы еще этим вопросом не занимались. У нас впереди еще много времени.

— Фотография имеет ценность, когда напечатана на носителе, который эстетично выглядит, несет в себе…

— Нет. Будем равняться на Европу! В галереях там не продают фотографии в рамках. Только, конечно, если это не рассчитано на «дорого», а по европейским масштабам очень дорого, — это фотография, напечатанная автором. Здесь это пока никого не интересует. Потому что никакие авторские руки здесь не интересны. Нет таких авторов.

Соответственно, вопрос, как оформлено, на какой супер-пупер-машине напечатано, — скорее вопрос к олигархам, наверно, к тем, кто покупает фотографии на Красноармейской, 32. Но это совершенно не мой зритель, с которым я готова работать.

Такой зритель ничего не понимает, кроме того, что покупает крутую фотографию, которая напечатана на крутой машине. А я вообще не про это, я про содержание, которое заложено внутри. Оно может быть напечатано на чем угодно.

От чего мы будем отталкиваться? Думаю, что мы будем от 100 рублей отталкиваться. Не от 5, не от 10 тысяч рублей. А дальше мы посмотрим, как пойдет. Потому что я хочу продавать именно внутренний материал и его эксклюзивность. Будет один авторский отпечаток, изображения не будет в сети Интернет.

— Фотограф на это пойдет?

— Фотограф уже на это пошел.

— Было сказано, что в Екатеринбурге очень мало хороших фотографов, которых можно выставлять. А сколько их есть тогда, фотографов?

— Я могу по-другому сказать. Если мы говорим про цифры, то можно проанализировать мой проект «Выставка под открытым небом». Я была заинтересована в том, чтобы пришли и принесли работы люди, которые стесняются, не могут просто дойти до музея или возможно имеют слишком большое эго. Фотографии говорят обо всем, мне не нужно видеть автора, что бы найти своего Героя. Так вот, всего принесли фотографии около 40 авторов. Из всех них для себя я открыла только одного автора. И поняла, что вот этому автору я хочу позвонить, узнать, кто он такой, какие он делает фотографии, что это за история и как ее дальше развивать. Вот такая пропорция — 1 к 40.

— Если у нас единицы, которых можно пригласить на выставку, то, может, и Бог с ними, с выставками?

— Выставки есть! Если сравнить с Питером, здесь много бесплатных площадей, куча возможностей! В Санкт-Петербурге никто не даст за просто так площадку, ты заплатишь огромные деньги за аренду, за то, что тебя где-то выставят или напечатают. Ты будешь сам платить, здесь такого нет. Здесь фотографы просят гонорары за то, что их выставляют. Но, согласна, некоторые фотографы здесь этого заслуживают.

Выставляться — да где угодно: кафе, кинотеатры. Постоянно проводятся акции и конкурсы. Есть целый фотографический музей, плюс две площадки на Красноармейской и Вайнера, которые показывают фотографические выставки. Я считаю, что жаловаться на что-то грех.

— Может, здесь в другом дело? Есть поэзия для поэтов, они собираются и читают. Но поэзия сейчас не пользуется спросом. Фотография стала уделом только узкого круга фотографов?

— Нет. Проблема в том, что фотографы сами по себе очень закрытые личности. С ними нужно общаться. Я обожаю общаться с фотографами. Потому что, с одной стороны, это человек-технарь, который должен знать выдержку, диафрагму и как нажимать кнопку. С другой стороны, это творец, который должен видеть кадр, чувствовать поэзию, рассказывать какую-то историю. И вот в этом конфликт, что в одном теле заключается два абсолютно разных существа. И в каждом фотографе все равно что-то преобладает.

Есть фотографы совсем «тук-тук». Серьезно, я с такими общалась: «Я фотограф. Зарабатываю этим на жизнь. Моя свадебная съемка стоит 5 тысяч евро». Он фотограф, не поспоришь. Действительно, нажимает на кнопку.

Проблема в том, что, особенно у молодых авторов откуда-то появляется дурацкий гонор. Большая часть считает, что им должны только потому, что «я такой молодой и талантливый». И выбиваются из всех этих масс единицы, у которых срабатывает какой-то правильный механизм. И они понимают, что работать — не только считать себя гениальными и нажимать на кнопку, но надо заниматься и собственным пиаром: участвовать в конкурсах, искать проекты, что-то постоянно придумывать и шевелиться.

Сначала забесплатно и нарабатывать себе имя. Потому что я не представляю, как можно найти хорошего автора из ниоткуда. Вот мне, например, как куратору — как и где? Да никак. Только связи, какие-то публикации, какие-то заявления.

— Куратор, он на чем пытается заработать?

— Я ни на чем не пытаюсь заработать.

— Это хобби?

— Я — арт-хелпер. Это моя система жизни, я помогаю одним и другим. Думаю, что куратор может заработать в рамках целого проекта. С помощью чего? Собственного имени и опыта. В основном, по европейским меркам, куратора приглашает музей или какая-то площадка: «Мы доверяем вашему вкусу, мы знаем, какие у вас связи, мы знаем, что берем вас и за вами идет целая когорта художников».

У нас такого пока нет. В нашей стране слово «куратор» появилось несколько лет назад. И мы работаем на собственное имя, ставим себя в обществе.

— Предположим, в Екатеринбурге есть фотографы с именем, кураторы с именем. Кто будет выступать заказчиком? Где будет та площадка, которая все это будет оплачивать? Откуда возьмутся деньги?

— Площадки делятся на коммерческие и муниципальные. Дом Метенкова — муниципальная площадка, у которой есть заложенная бюджетом годовая смета, это деньги от государства.

— Это и так понятно.

— Сейчас не только бюджет, музеи сами зарабатывают. Наша задача (Дома Метенкова) — продать билеты. Мы, проработав с 1998 года, знаем, что вот на это люди идут, а на это не шли, не идут и не пойдут никогда. И мы каким-то образом, пытаемся и деньги заработать, не обанкротиться, и вести научную работу, поддерживать молодых екатеринбургских авторов.

Откуда берутся деньги? Соответственно, если появится какой-то куратор, или фотограф, или творческая группа, на которую пойдет зритель, которая сделает в современном искусстве что-то абсолютно новое, хорошее, качественное, то мы поддержим.

— Это муниципалитет…

— Коммерческая площадка работает точно так же. Но проблема в том, что в России нет коммерческих площадок на уровне «я зарабатываю деньги едой», когда-нибудь у нас откроют арт-кластеры, и такие площадки у нас появятся. Любая площадка заинтересована, чтобы на нее пошли. Люди либо идут на куратора, который открывает таланты, либо идут на имя — на фотографа, на его материал, за которым могут быть победы в крутых конкурсах, либо еще что-то — зависит от того, на чем построена пиар-кампания.

— В Екатеринбурге может быть ситуация, когда на фотографа «пойдут»?

— Вот мы сейчас своим проектом хотим это проверить. Для выставки Red for sale — я на протяжении полугода наблюдала за фотографом Ваней Клейменовым в Интернете, где он звезда. А теперь мы его выносим в офлайн, в живую жизнь. И посмотрим, как это сработает.

Абсолютно разные площадки — Интернет и жизнь. Одно дело, когда автора очень сильно ждут и случаются десятитысячные просмотры в течение часа, другое дело в жизни. Оторвет ли зритель попу от кресла и придет ли он этот материал посмотреть вживую. Вот такую интересную штуку мы замутили.

— Такой вот философский вопрос: это реальные перспективы арт-бизнеса или это какие-то игрушки?

— Нет, это все серьезно. Если мы захотим идти дальше, будут люди, которые готовы заниматься этим, пока будут Раиса Зорина с Артемом Берковичем в «Метенкове» — движуха будет. Будут приезжать новые персонажи, будут открываться новые площадки. Пока есть интерес, пока будут те, кто готов этим заниматься, в том числе бесплатно. Допустим, как я.

Не будет этого двигателя — все заглохнет. Но я верю! За полгода вижу невероятное развитие. Открываются площадки, появляются специалисты, которые готовы усердно заниматься.

Короткий URL: https://photoekb.ru/?p=2439